«Любому судье тяжело работать на матчах «Юности». Максим Сидоренко – о профессии арбитра

Максим Сидоренко – сын Андрея Сидоренко, тренировавшего сборную Беларуси в последние месяцы, – на данный момент лучший хоккейный судья страны. В завершившемся сезоне он впервые обслуживал матчи финальной серии КХЛ, работал на молодежном и взрослом чемпионатах мира. На ЧМ в Словакии Максим мог судить матчи в плей-офф, но из-за травмы покинул турнир еще на групповой стадии. В интервью Тарасу Щирому Сидоренко-младший поделился впечатлениями от сезона, вспомнил «фак» Захарова в экстралиге и рассказал, что опыт работы отца с минским «Динамо» для него изначально казался бесперспективным.

– Максим, как проводишь время после чемпионата мира?

– Сейчас прохожу лечение после травмы. Если интересовались судейством на чемпионате мира, то, возможно, слышали, что там произошло. Я повредил пах. В связи с этим пришлось прекратить работу на турнире, а ведь шансы попасть в плей-офф были достаточно велики. Это немного смазало впечатление о сезоне, который, в целом, сложился для меня неплохо. Ведь был полуфинал молодежного чемпионата мира в Канаде, финальная серия КХЛ, хороший старт на ЧМ в Словакии…

– Травму связываешь с усталостью после сезона?

– Нет. Усталость, конечно, накапливается, но у меня было время перед чемпионатом мира, чтобы подготовиться. Стечение обстоятельств… Попал в неудачную ситуацию в матче между Чехией и Австрией. Игровой момент у борта, шайба оказалась у меня в ногах. Чешский игрок попытался вытащить ее из-под меня и зацепил мою ногу. Все... В тот момент понял, что выступление на чемпионате закончил.

Есть резервный судья, однако нужно время на то, чтобы он переоделся и вошел в игру. До конца матча оставалось не так много, и мой напарник Алекси Рантала сказал: «Давай, держись до конца! Я всю работу сделаю». В итоге доктор чешской сборной сумел заглушить боль. Я «докатался» последние девять минут встречи.

– Четкое представление о том, что происходит на льду в эти минуты, было?

– Знаешь, сама игра была такая… Концовка третьего периода, Чехия – Австрия, счет 8:0. В принципе, там уже все ясно. Но, конечно, если бы это был сложный матч, мы бы подождали резервного судью. Хотя на чемпионате мира каждый поединок требует максимальной концентрации.

– На обследование уже в Минске легли?

– Нет, мне еще в Братиславе провели его, и сообщили, что месяц буду без физических нагрузок. Слава Богу, травма не слишком серьезная. Думаю, восстановлюсь через месяц и успею подготовиться к следующему сезону.

– Тогда чем отпуск заполняешь?

– Обычно это летнее время заполняется семьей. У меня две дочки-двойняшки – Кира и Влада. Им десять лет. Несколько лет назад они увлеклись танцами – современной хореографией. За текущий и прошлый год они заняли много призовых мест и взяли квоты от Беларуси на участие в международных турнирах. Через неделю поедем на чемпионат Европы по танцам. Кроме того, после возвращения летим на Кубок мира в Португалию.

– Вот это отпуск! Сплошные перелеты.

– С другой стороны, мне кажется, это интереснее, чем лежать дома. Ну и все-таки с семьей время провожу, которой я не уделяю должного внимания на протяжении девяти месяцев года.

– Понял. Впечатление от нынешнего сезона – они преимущественно какие?

– Самые положительные. Наконец-то в четвертом сезоне судейства в КХЛ я дошел до финала – и это серьезный показатель. Ведь каждый год не более десяти арбитров попадают в финальный раунд. Это моя цель, которую я достиг. Кроме того, полуфинал молодежного чемпионата мира в Канаде – это тоже очень хороший результат. Немножко смазался основной чемпионат мира… Значит, в следующем году будет мотивация для того, чтобы попасть в плей-офф.

– Статистику матчей в этом году вел?

– Даже не статистику, а что-то вроде дневника, в котором подмечаю интересные, проблемные моменты, вписываю туда тренеров и игроков, с которыми нужно себя вести более внимательно.

– Ситуация с уже бывшим хоккеистом «Нефтехимика» Дмитрием Огурцовым попала в твой дневник? Он рассказывал, что в матче с твоим участием его держали за краги и, таким образом, давали сопернику возможность его бить.

– Слушай, точно, это же было на моей игре («Нефтехимик» играл с «Ак Барсом» – прим.). Естественно, готовясь к матчу, мы смотрим стартовые составы и отмечаем проблемных игроков, которые любят подраться, сделать что-то исподтишка. И, когда видим появление таких хоккеистов на льду, по рации сообщаем, что номер такой-то на площадке – смотрим внимательнее. Но подобные ситуации возникают практически каждый матч. Больше запомнилась ситуация с моим коллегой минчанином Иваном Дедюлей. В результате стычки между хоккеистами один из игроков случайно нанес ему удар в голову. Итог – сотрясение мозга…

– В твоем списке много игроков и тренеров?

– Тренеров – нет, но игроков хватает. Речь о так называемых troublemaker’ах, которые любят создавать проблемы на льду. А также о хоккеистах, приукрашивающих фолы соперника.

– Симулянты?

– Конечно. Какая-то мода пошла. И их становится все больше и больше.

– Приведи пример, который стоит перед глазами.

– Да в каждой команде есть человек, который способен на такое. Подобная тенденция появилась несколько лет назад. Раньше она не была так ярко выражена. Тогда играло лишь пару таких хоккеистов на всю лигу, а сейчас они практически в каждой команде. За ними стоит смотреть, и каждое их падение нужно анализировать.

– Интересная ситуация. Тафгаи пропали, а на их смену пришли…

– Да, «нежные» парни, которые от силовой борьбы умирают возле бортов, кувыркаются от малейшего зацепа и жаждут скорой помощи. Это не красит хоккей и усложняет работу судей. Порой разобрать насколько серьезное повреждение на льду тяжело. И нередко им удается нас обмануть, чем ставят судей в некрасивое положение.

– С кем сложнее работать – с тафгаями или с симулянтами?

– С симулянтами. Тафгаи – мужики. Они знают, что им надо. Захотели подраться – подрались. Выпустили пар и продолжают оставаться мужиками. А вот от этих хитрых ребят неизвестно, что ожидать.

– Ты как-то обмолвился, что за сезон у тебя порядка ста перелетов. Сейчас примерно такое же количество?

– Конечно.

– Не опасно летать в России на «Cуперджетах»?

– Нет, абсолютно.

– За четыре года в КХЛ у тебя набралось больше 400 перелетов. Получается, летаешь чаще, нежели хоккеисты.

– Конечно. У них в регулярке 60 игр, дели пополам, учитывая домашние игры, и получишь цифру. Плюс, у них прямой чартер, а я иногда лечу с двумя или с тремя пересадками.

– Составь свой топ историй, связанных с самолетами.

– Послушай, но у меня нет таких историй, чтобы там что-то отказало или еще случилось. Самым жестким перелетом был Владивосток – Хельсинки. Причем он припал на католическое Рождество, и до Хельсинки достать билеты было тяжело. Пришлось лететь через Москву, Питер, а потом поездом до столицы Финляндии. Сколько добирался? Смотри, восемь часов – это длинный перелет, примерно час – короткий, и четыре на поезде. 13 часов в пути, не считая времени, которое провел на пересадках. На все ушел день. Суть в том, что у тебя одна игра сегодня, другая – послезавтра, и ты свой выходной проводишь в самолете, в аэропорту или на вокзале.

– Как тебе самому эта жизнь в самолетах?

– Очень тяжело. Но работа интересная – и она мне нравится. Это то, к чему я стремился. Это здорово. А самое главное, что меня в этом поддерживает семья, за что я очень благодарен родным.

– Ты наверняка побывал во всех города КХЛ. Поговаривают, что одна из самых ужасных гостиниц в Череповце.

– Да. Этот город, который удивляет всех иностранцев. Там действительно есть проблемы с гостиницами. Возможно, в Череповце есть и неплохой отель, но в такой, как правильно, селят команды, и лига старается нас разводить с клубами. А вообще я прошел до этого школу ВХЛ, так что ничего страшного там нет. Череповец – и Череповец. Правда, когда иностранцы видят в своих назначениях этот город, то из их уст сразу доносится нецензурная речь :)

– К судейству еще вернемся. Мы говорили про города. Ты родился в Челябинске. Это же вообще суровый город.

– Есть немного. Я прожил там до восьми лет, и со всем этим столкнулся. Из окон нашей квартиры виднелись трубы металлургического комбината. Так что они для меня были нормальными явлением. Я с ними родился, и первые восемь лет с ними жил. Через дорогу от дома находился цыганский поселок. И даже уже в своем раннем возрасте приходилось участвовать в стенке на стенку с цыганами…

– Как понимаю, все твое детство отец провел в разъездах, и ты основное время провел с мамой.

– Да, но это ничуть не сказывается на моих близких отношениях с отцом. Советская система подготовки – это жизнь на сборах. Это сейчас хоккеисты более-менее свободны, живут дома, и максимум за день до игры заезжают на базу, а тогда было все иначе. Даже когда он играл, скажем так, в домашней команде – за «Трактор» или минское «Динамо», – то все равно был на сборах.

– Как ты пережил переезд в Беларусь?

– Вообще не помню. Знаешь, наверное, не переживал. Потому что занимался хоккеем, и просто перешел из одной школы в другую – из Челябинска в Минск. Зимой бегал с клюшкой, а летом – с мячом.

– Хоккеисты любят говорить, что Сидоренко очень жесткий тренер, который любит дисциплину. Отец он такой же?

– Да, но вне семьи. Дома была всегда теплая атмосфера.

– Ты был проказником?

– Нет, был относительно «правильным» парнем. Учился в математическом классе, и этот предмет давался мне хорошо. Помню, как однажды прилетело за то, что ругнулся матом в школе. Когда ты занимаешься спортом, то для пацанов это нормально. А вот парень, который сидел со мной за одной партой, он, скажем так, наверное, был чересчур воспитанным. Мои слова ему очень сильно порезали слух. Он пожаловался на меня. В итоге мне досталось.

– Какой по характеру Андрей Михайлович?

– Очень переживает. Все переваривает в себе. Однако никогда ни на кого свои переживания не выплескивает.

–  Отец начал тренерское восхождение в 1990-х, когда начал поднимать сборную Беларуси из минора. Помнишь, как ты все это сам переживал?

– Даже сейчас, наблюдая за игрой в Казахстане, вспомнил, как в 90-х смотрел матчи сборной по телевизору и переживал. Естественно, самым ярким моментом было то письмо, подписанное хоккеистами против отца. Оно сказалось на его карьере. Но, опять же, он нашел себя в Польше, и достаточно неплохо там себя показал и становился чемпионом. Наверное, как раз таки там мы больше времени проводили вместе с отцом, потому что на лето я уезжал к нему и тренировался с командой «Уния». Так я провел, наверное, два лета в Освенциме.

– Знаешь, кому скажи, что в Освенциме есть хоккей, так не поверят. Жуткое место благодаря истории.

– Оно реально жуткое. Черепа, волосы в концлагере – все это страшно.

– Один раз туда сходил – и ни ногой?

– Нет, почему? Я даже жену свою туда свозил. Это еще было до свадьбы. Мы решили прокатиться в Польшу и посмотреть Краков. А Освенцим недалеко находится. И там я ей сказал: «Слушай, это такое место, которое, наверное, каждому человеку стоит увидеть. Все же это история и нашей страны. Поехали, посмотрим». Больше всего там меня, наверное, впечатлили газовые камеры, куда детей загоняли. Бетонная комната, которую наглухо закрывали, а сверху через небольшие отверстия забрасывали шашки с отравляющим веществом…

– Во сколько лет ты понял, что хоккеистом тебе не стать?

– Возможно, к годам 18 произошел переломный период. В составе молодежной сборной мы выиграли чемпионат мира в дивизионе Б, а далее надо было либо учиться, либо продолжать играть уже на взрослом уровне. На тот момент сильного хоккейного подъема в Беларуси еще не было. Я смог поступить в БГЭУ и совмещать двухразовые тренировки и поездки не получилось.

– Как тогда появился вариант с судейством?

– Все же спортивная сфера была ближе банковской… После окончания университета я проработал в течении пяти лет в Республиканском центре олимпийской подготовки по футболу. Команда воспитанников центра [«Звезда-БГУ»] тогда выступала в высшей лиге чемпионата. Я работал начальником команды и заместителем директора у Владимира Антоновича Пигулевского. Однако футбол не смог заменить мне хоккей…

Весной 2004 года у нас проходил юношеский чемпионат мира по хоккею. Мы с отцом сидели на трибуне. Рядом был Владимир Швабовский (бывший спортивный директор федерации хоккея – прим.). И он мне говорит: «Макс, ну что ты пропал? Тебя три года нигде не видно и не слышно. У нас судей не хватает. Приходи, посудишь кого-нибудь».

Попробовал, стало получаться. Потом мне начали давать обслуживать фарм-клубы. Они, кстати, играли на очень приличном уровне, и скорости у них были просто сумасшедшие. Порой матчи были покруче, чем в экстралиге. Я понял, что это та работа, которая мне нравится и оставил футбол.

– Помнишь дебют в экстралиге?

– Нет, он получился в середине сезона. Мне, по-моему, было 27 лет. Сказали: «Ну, давай попробуешь?» Согласился. Это была хорошая лига с сильными командами: киевский «Сокол», «Металлургс» из Лиепаи, «Керамин», та же «Юность»… Хоккей был крутой, и уровень чемпионата явно выше, чем сейчас. Его я уже не сужу, но телевизор иногда включаю и вижу, что мастерство, конечно, упало.

– Сложнее всего было обслуживать матчи «Юности»?

– Наверное, да. Но ведь не только мне. Любому нашему судье достаточно сложно работать на матчах с участием этой команды.

– Потому что «полив» идет постоянный?

– Да. Давление со стороны «Юности» всегда больше, нежели со стороны другой команды.

– Выходило ли это давление за рамки хоккейной площадки?

– Нет.

– И никогда Михаил Захаров не обращался в федерацию, чтобы ты не судил матчи «Юности»?

– Это нужно спрашивать уже не у меня.

– Владимиру Наливайко в финальной серии с «Шахтером» Захаров показывал средний палец, а какие жесты адресовали тебе?

– Помню тот момент, потому что мы работали вместе. Не знаю, почему он показал палец Наливайко, и чем так Володя его обидел. В том эпизоде игрока удалил как раз таки я. Так получилось. Любой другой тренер себе такое не позволил бы. Это тебе ответ на вопрос про давление.

– С чем это связано?

– Ну, а как ты думаешь? Что тут объяснять... Все, кто более-менее разбирается в хоккее, все прекрасно понимают, с чем это связано.

– Доводилось общаться с Захаровым?

– Мы мало контактировали, а теперь вообще в разных лигах. Весь его монолог склоняется к недовольству по поводу работы арбитров. И какого-то диалога там ожидать не стоит. Идет негатив – и все. Просто к этому нужно быть готовым и уметь от этого абстрагироваться.

– Мне интересно твое мнение, связанное с отцом и Захаровым. Кажется, их и так тяжелые отношения еще больше накалились.

– А это их история, и я бы не хотел в нее влазить.

– Но ты ведь следил за происходящим.

– Понятно, что все это неприятно. У меня своя история, свои задачи, у Михал Михалыча – свои.

– Ты дипломатично ушел от ответа.

– Каждый добивается своего своими путями :)

– Но когда ты понял, что между отцом и Захаровым пробежала стая черных кошек?

– Когда все это вылилось в письмо 23-х. Мне тогда уже было 16 лет, и я все прекрасно понимал.

– Отец показывал фотографию, на которой стоит, обнявшись с Захаровым. У них были приятельские отношения?

– Возможно, хотя друзьями они никогда не были. По приезду Захарова из Америки отец его поддерживал, давал ему практику, взял в сборную и вот как потом вышло.

– Какой была твоя реакция, когда узнал о суперсерии?

– Не могу сказать, что я был удивлен. Чего-то такого от определенных людей, которые знают, в какой момент и что нужно сделать для достижения своих целей, вполне этого можно было ожидать. И сюрпризом то, что произошло, для меня не было.

– Ты заранее знал, что отец уйдет из «Динамо»?

– Да, я предполагал, что его там уже не будет. Я вообще удивился, как его удалось уговорить взяться за эту команду. На мой взгляд, это изначально был провальный вариант – браться за «Динамо» в середине сезона. Хотя тренеру сборной перед которой стоят серьезные задачи тоже нельзя быть сезон без практики.

– Ты отцу советов не даешь. А он по поводу твоей работы высказывается?

– Он старается смотреть большинство матчей с моим участием. Тем более если играют топовые команды. Когда у него возникают вопросы по игровым моментам, мы стараемся это обсудить. Ведь, на самом деле, хоккей глазами судьи, тренера, зрителя и игрока – это совершенно разные вещи. И хорошо, когда ты можешь посмотреть на игру с разных ракурсов и узнать точку зрения со стороны.

– Как он вообще отреагировал на то, что ты стал судьей?

– Думаю, ему это не очень понравилось. Он на лавке, скажем так, человек достаточно эмоциональный. Порой работа арбитров у тренеров вызывает вопросы.

– Когда ты в последний раз судил матч с участием команды отца?

– Такого не было никогда. Это касается и товарищеских матчей.

– И разве даже по ошибке не могли назначить?

– По ошибке? Было раз. Лет пять или шесть назад я судил ВХЛ. И, смотрю, у меня в назначении стоит Пенза. Сразу набираю шефу и говорю: «Это, как бы, не ошибка? Как это понимать?» Он подумал, а потом ответил: «Ну да, что-то, наверное, напутал». После этого матч поменяли. В принципе, лига не дает судить и команды из города, где проживаешь. Единственный неординарный случай в моей карьере – приглашение на зимнее класико в Латвии в прошлом году, когда рижское «Динамо» принимало минское. Игру обслуживали я и мой рижский коллега Эдуарда Одиньша. Думаю, это был просто символичный жест. Эдуард, можно сказать, икона судейства не только для Латвии, но и для КХЛ. Он четырехкратный обладатель приза «Золотой свисток». И почему бы ему не дать поработать перед своими зрителями?

* * *

– Максим, у тебя крышу не снесло, когда впервые вышел судить КХЛ?

– Знаешь, нет. Но запомнил этот момент на легендарной арене ЦСКА. Во-первых, к КХЛ я очень долго шел, обслуживая матчи в экстралиге и ВХЛ, а, во-вторых, к тому моменту уже отработал на двух чемпионатах мира. Был просто счастлив от того, что наконец-то могут судить КХЛ. Присутствовало чувство профессионального удовлетворения.

– Легко ли вылететь арбитру из лиги?

– Думаю, что да. Достаточно допустить пару серьезных промахов, и уже задумаются над тем, а нужен ли такой судья, из-за которого страдает результат и имидж лиги.

– Есть ощущение, что где-то там, в ВХЛ, есть тот, кто готов тебя заменить?

– Конечно. Есть достаточно серьезный пласт молодых арбитров, которые из линейных переходят в главные. И они готовы в любой момент занять твое место. Конкуренция есть всегда. Тем более в лиге, которая позволяет судьям зарабатывать и дает возможность обслуживать матчи совершенно другого уровня. Да и просто находиться в КХЛ – это уже здорово.

– Ты упомянул физическую форму. Знаю, что судьи готовятся без тренера. Как работаете над собой?

– Самому нужно за собой следить. К четвертому десятку ты уже понимаешь, что нужно делать, чтобы быть в форме и не загонять себя. Сам хожу в зал и на стадион, сам сажусь дома за велотренажер.

У нас достаточно высокие нормативы на сборах в предсезонке. Первое – это «йо-йо», тест футболистов, челночный бег, проще говоря. Это достаточно сложный норматив на выносливость. В тренажерном зале мы должны простоять планку три минуты, отжать десять раз по 75 процентов веса своего тела. Это все не критично, но, в то же время просто так ты не придешь и это не сделаешь. Нужно быть в форме. Кроме того 250 процентов своего веса нужно выжать ногами. Остальные нормативы сдаем на льду: катаемся лицом, спиной, змейкой. Так что летом нужно попотеть, чтобы сдать все тесты нормально.

– Мы начали разговор с твоей травмы. Она ведь не первая в твоей судейской карьере.

– Да, но не могу сказать, что их было много.

– К примеру, выбитый зуб в золотой серии «Юности» и «Шахтера». Когда по лицу попали клюшкой, в глазах потемнело?

– Нет, я просто увидел, что защитное стекло шлема все в крови. Пытался остановить матч свистком, а вместо этого – брызги крови... У меня до сих пор под губой черный след о клюшки. Губу пробило насквозь и выбило зуб. Получилось так, что хоккеисты боролись, один махнул клюшкой, а я оказался рядом.

– Случаев, когда бываешь на волоске от попадания шайбой, хватает?

– Каждый год прилетает. В этом сезоне я чудом отделался в Казахстане – ключицу выбило.

– Защита спасает?

– Она минимально смягчает попадание. Но защита судьи – это не защита хоккеиста. И все, скажем так, достаточно условно.

* * *

– От некоторых игроков и болельщиков все чаще слышится, что судьи неровно дышат в отношении СКА. Дескать, Питер покупает арбитров. Что скажешь на этот счет?

– У болельщиков, которые так реагируют, восприятие нашей работы заточено на негатив. Кроме того, вызывает отторжение и богатый клуб, который скупает самых богатых игроков со всей лиги. И когда происходит какой-то спорный эпизод, связанный с этой командой, болельщики начинают высказываться про арбитров. Даже если эпизод был правильно расценен в плане судейства. В их понимании мы априори предвзято работаем в матчах со СКА. Да, у людей такое мышление, и с этим сложно избавиться. Но сейчас все судьи дорожат репутацией и своим местом в КХЛ.

– Зарплата в КХЛ позволяет иметь все, что ты хочешь?

– Нет, но, по крайней мере, обеспечить комфортную жизнь своей семье могу. Дети занимаются в кружках, в которых хотят, ездят каждый год на отдых.

– Зарплата судей далека от минималки хоккеистов?

– Да, далека.

– Тебе в этом году будет 39. За плечами финальная серия КХЛ, чемпионаты мира по хоккею, Лига чемпионов. О чем еще мечтаешь?

– Об Олимпиаде. Когда я только стал главным судьей и смотрел матчи Олимпийских игр и чемпионатов мира, то у меня сложилось четкое понимание, что наших арбитров там не будет. На ОИ есть своя градация, прослойках судей из ведущих стран, куда Беларусь не входит. Так думал десять лет назад. Но сейчас понимаю, что невозможного нет. И это новая планка, к которой я стремлюсь.

Источник: tribuna.com

Фото: из личного архива Максима Сидоренко